Олениус и оптимус

Жили в давние времена на затерянном острове в океане два рыбака — олениус и оптимус. В те времена водились на земле еще свиньи нетронутые, да русалки, эльфы и прочее зверье.

Дела их разнообразием не отличались — один в море ходил, рыбу ловил, другой на ферму шел, но нихуя не делал, а сало потом у заезжих купцов покупал.

У оптимуса это было на роду написано — нихуя не делать-то.

Олениусу везло — и рыба ловилась как надо, и жарил он ее хорошо, вкусно, ел досыта, да и в доме куча всякого добра была припасена.

А оптимус был невезучий как говно. На рыбалку хуй подзабил — на берегу разве что после отлива мелочи всякой насобирает, да и та так и норовит от него в море слинять. Готовить за него никто не готовил, жрал сырое все. И не в доме жил, как олениус — а в чем-то отдаленно напоминающем шалаш. И ни черта за душой у него не было. Но, несмотря на это, всегда весел и беззаботен он был. Частушки про олениуса распевал, хуи пинал, волов ебал, поговорка у него любимая была: «Чем бы был бы я не весел, на работу хуй повесил».

Вечно работящего и занятого олениуса это не приводило в восторг.

— Хохол, блядь, че ржешь?

— Живу.

— Хуй ты пинаешь, а не живешь! Иди делом займись!

— Да заебись живу, олениус. Отъебись.

— Опять дохлого краба сожрал? Все ясно.

— Что нашел — то мое. Волна мне его принесла.

— Пошли со мной сетку ставить, хоть поможешь чем.

На берег они ходили по отдельности, ну а когда вместе, весь улов забирал олениус, потому что ну везло ему, по всей видимости.

Как-то пошли они на берег, каждый в свою сторону отплыл, от острова подальше. Вдруг все пиздой накрылось, ветер такой силы поднялся, что три дня не утихал. А когда два уебана добрались до своего острова…

Страшное дело — вместо острова лишь голые камни увидели — ни росточка, ни листочка на острове не осталось.

Олениус лежал на земле, нос в камень воткнул, собрался помирать.

— Вставай, придурок! Хватит лежать, — Оптимус тихонько бил его по заднице, — Поднимайся, дурень!

— Пошел нахуй, мудило. Ты разве не втыкаешь, что все окончено?

— Ну и лежи, гандониус.

Около острова был еще один островок, поменьше этого. Иногда оптимус в штиль там нихуя не делал и наблюдал за морем. Туда оптимус и попиздовал.

— Эй, Олениус, жопу не отлежал? Я тебе подарок нашел.

Поднял нос из камня олениус…

Вместе в оптимусом в лодке находилась все его запасы рыбы: и сушеной, и вяленой, и соленой.

— Опять тебе свезло, сучечка!

— Схуяли?

— Да там неподалеку и дом твой стоит, почти цел-целехонек, обратно бы его как-нибудь.

Оптимус ожидал — вскачет сейчас Олень от радости, заплачет, засмеется, будет бить Оптимуса. Но не таков был олениус.

— А сеть моя новая, с маленькими такими ячейками, — там?

— Не ебу, — ответил оптимус. — Я в рот ее еб.

— Унесло чтоли, блядь?

— Вместе с домом, ага.

— Ссаное говно, неужели спиздили!

Вскачил Олениус и бегом в лодку. Только отплыл, а тут хуяк, и все в тумане стало, ни зги не видать. Тут туман рассеиватся, а лодки и нет. «Опять спиздили», — сказал Оптимус.

1 час прошел, 2, 3 — а от Олениуса ни слуху ни духу. Оптимус тем временем тухлого краба нашел и сожрал.

Уже темно. Олениуса и не видно.

Зажег он костер, хуй знает как, чудо помогло. Оптимус пробормотал: «Спиздили…», и стих.

Звезды на небе зажглись.

И тут из моря вылезает огромная пепяка, как огромная клешня тухлого краба, выбрасывает на берег кого-то и ретируется.

— Возвращаю ради тебя, Оптимус, а то сдохнешь тут один.

— Олениус, ты, родной? — припадает к телу Оптимус. — Тебя и не узнать совсем!

— Хрю-хрю, — раздалось от тела.

— Ох сколько ж сала наделаю, — воскликул Оптимус. — Ну уж теперь не пропаду. Назову-ка я свинку Олениусом…